Добавлено: 13.02.2009 09:58 Заголовок сообщения: В Кожино (статья Надежды Кусково
Айм сори, не знал куда пристроить - уважаемый админ поправит, ежели что и перенесет, если посчитат нужным.
Взято вот тут
"ЗАВЕЙ ГОРЕ ВЕРЕВОЧКОЙ"
Старичок появился на дороге неожиданно. Вырос под горкой, как гриб-боровик из мха - маленький, прямой, коренастый. Шагал он мелким, но спорым шагом туда, к белеющему на холме зданию старой школы. Когда-то оно было церковью, и теперь ей усилиями местных жителей возвращают первоначальный образ. Вон главка новая видна, и белеет на крыше свежий тес. Чуть ближе - источник святого Паисия Угличского, деревянный крест над ним рельефно вырисовывается на фоне мглистого, белесого неба. Нам туда же. Наша старая «девятка» обгоняет путника: в боковом окне мелькнули седая окладистая борода, голубые пронзительные глаза. Старик не повернул голову в нашу сторону, думаю, даже не посмотрел вослед - шагал и шагал, глядя на дорогу.
Мы тоже недалеко от него оторвались. Машину тряхнуло на ухабе один раз, потом другой, посильнее, скребануло железом по горбу колеи. Водитель затормозил, будто даже тихонько охнул.
Вокруг, насколько глаз хватает, сирые, безмолвные поля, из белого нетронутого снега торчит черный и желтый бурьян. Похоже, много весен уже не проходился по ним плуг пахаря! Слева от церкви в полукилометре виднеется деревня, видно крышу какого-то строения, будто посаженную прямо на землю, стайку яблоней на окраине. Но нет к ней ни пешего, ни конного, ни тракторного следа. Учительница из ближнего села Богородского, к которой мы заезжали накануне, говорила, что там давно никто не живет.
Денек мглистый, без солнца, но морозный. Старичок, которого я поджидаю, издалека виден: разогрелся на ходу, разрумянился. И еще больше при ближайшем рассмотрении стал похож на странника или бродягу. На ногах старые растоптанные валенки, видавшая виды потертая шапчонка на голове, полупальто образца 1950 года, а за плечами тощий рюкзачишко болтается. В руках отполированная сучковатая палка для обороны от бродячих псов.
«Из магазина?» - спрашиваю, пытаясь завязать разговор. «Из магазина», - повторяет он. Не больно-то разговорчив мой новый попутчик. Может, чего и опасается на пустынной дороге. Нас трое, а он один. «Какая дальше деревня будет, куда дорога ведет?» - продолжаю пытать я его. «А нет там никакой деревни», - отвечает намеренно спокойно старичок. Вот так случай! «Если нет деревни, то где же вы живете?» - не унимаюсь я с расспросами. Старик вид равнодушный на себя напускает, а самому, верно, хочется поговорить. Я и без него знаю, что в отдаленных деревнях по всему району теперь живут то один, то два бобыля. А то и вовсе никого. Не больно много у них собеседников! Но он выдерживает характер, молчит, и я снова повторяю: «Где вы живете?» Голубые глаза собеседника глянули на меня спокойно и устало. «Там и живу, - махнул он в сторону леса, - я и еще один сосланный». «И когда же вас сюда сослали?» - разговор все более становился любопытным. «В девяносто втором году, Борис Ельцин меня сюда загнал».
И мы с ним начинаем вспоминать недавние девяностые. Ни зарплат, ни пенсий вовремя не платили. Да и что на них, нищенские гроши, можно было купить? Не только в маленьких, но и в больших городах дачными участками спасались. Урожаи капусты и картошки в те годы были отменными. Многие горожане тогда кинулись дома в деревнях покупать. Землица-матушка пропасть не даст. Вот и мой новый знакомый купил за две тысячи дом в самой дальней деревне Мышкинского района, на границе с Тверской областью. А другой «ссыльный», выражаясь языком моего попутчика, получил в этой же деревне дом задаром. Теперь в городе стало полегче жить. Да как из этой глухомани выберешься? Надо терпеть, пока ноги носят. Наконец и старик проявил к нашим персонам любопытство: «А вы куда веселой компанией направились?»
Мы идем в деревню Кожино. Мать преподобного Паисия Ксения Васильевна была дочерью полководца Василия Кожи. Выходит, Кожино-то - родная деревня святого подвижника. Конечно, за пятьсот лет все вокруг изменилось, в том числе и пейзаж. Да нам бы хоть тем воздухом напитаться, глянуть на землю, взрастившую такого необычного человека. Как могу объясняю все это. Старичок указал на ступеньки между двумя рядами берез к старой церкви. За храмом старое кладбище и одинокий крест. Рядом с крестом надгробный камень. Пытаемся счистить с него снег. Хоть бы одну букву увидеть! Обнажился густой малахитовый покров мха, а дальше наледь. На кресте надпись, что здесь похоронены Иоанн и Ксения, родители преподобного Паисия Угличского. Тихо вокруг. Ни людей, ни птиц, ни зверья. Только - чу! - пробежал кто-то по обрушенным балкам храма. Собака, а может, и лиса наведалась?
В Кожино пошли по едва угадываемым под снегом колеям. На ходу взбодрились, свежий ветер в лицо, стихи на ум приходят. Да все невеселые: «Как будто вчера здесь татары прошли. Давно ль мы родных погребали? Опять будто к сердцу навзрыд прилегли молящие русские дали».
В эти святые места мы давно уже собирались. До этого по новой дороге через Углич съездили и в Калязин, и в Кашин, в города, связанные со старинными родами Гавреневых и Кожиных, давших миру не только Паисия Угличского, но и Макария Калязинского, и Анну Кашинскую. Снегу напорхало немного, где-то до середины голенища недлинных сапог. Вот и деревня. Только деревня ли? Ну да, вот широкая улица. И дорога нащупывается под ногами. Значит, ходят по ней и ездят. Летом, во всяком случае. Сейчас все занесено снегом. Слева - развалины избы. Серые бревна торчат вкривь и вкось. Справа и вовсе обозначается один фундамент. Тишина кладбищенская. Даже ворон не видно и не слышно.
Я стою посреди улицы, на меня наваливается оцепенение. Чувство неприятное, будто находишься в одной комнате с покойником. Один-то сарай и уцелел во всей деревне. Его просевшую крышу мы и видели с большака. И к строению ведут свежие следы! Кто-то, видно, сюда заходит! И все-таки тяжело в мертвой деревне, даже воздух словно сгустился и давит. Мы и ушли побыстрее к теплой машине, к горячему чаю из термоса, к дороге, которая нас выведет к живым людям.
А про старичка, который нам представлялся в тот не-обычный день таким загадочным, я позднее узнала. Он, бывший шахтер, так, кажется, до конца и не привык к деревенскому укладу. Не понял, что здесь вся жизнь на виду и ни хорошие, ни дурные поступки ни от кого не скроешь. Произошел с ним такой случай. Однажды летом увидел он на верхушке столетней березы диких пчел. Правда, береза была необычная, росла рядом с церковкой в Малом Богородском, недалеко от могилы родителей преподобного Паисия. Но это бывшего шахтера не остановило. Спилил он березу и увидел, что пчелы не успели меда натаскать. Эка беда! Бросил все как есть и ушел. О березе местные жители горевали, нарушителя спокойствия нашли без труда, пристыдили и заставили после себя порядок в святом месте навести: забор разрушенный починить, березу распилить и увезти. А вот уже церковь до конца восстановить сил теперь не хватает. Стареет деревня, иные из тех, кто способствовал восстановлению храма, уже умерли. А молодежь о другом думает.
Видела я в Богородском такую картину. По тихой улице с ревом и треском носились один за другим трое мотоцик-листов. «Головорезы!» - со смесью осуждения и зависти к молодецким забавам произнес потеснившийся к обочине местный житель. «А в чем же они головорезы? - поинтересовалась я у него. - На мотоциклах гоняют, так кто в молодости не лихачит?» «Так они круглые сутки на них гоняют, - с сожалением объяснял сельский житель. - Из армии вернулись, в колхозе работы нет, вот и гоняются - завей горе веревочкой». Знать, от малых погибших деревень беда вплотную подступила и к
центральным усадьбам бывших колхозов.
Вы можете начинать темы Вы можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
