Елена
Зарегистрирован: 25.10.2005 Сообщения: 14 Откуда: Санкт-Петербург - Сидней
|
Добавлено: 25.10.2005 08:24 Заголовок сообщения: Пустынька |
|
Хочется добавить несколько слов по поводу Пустыньки. Здесь появилась замечательная статья о ней, прекрасно иллюстрирующая то, что представляет собой деревня сейчас. Впечатляют фотографии пустого психиатрического интерната, закрытого в 1990-х годах. Мне довелось побывать в Пустыньке в 1986 году, когда она еще была жива и интернат процветал. Ниже привожу отрывки из моего дневника о том путешествии. Чтобы не утомлять читателей, всю лишнюю информацию, не имеющую прямого отношения к теме, пришлось выкинуть, поэтому повествование получилось немножко не связным, но надеюсь, что по нему можно составить некоторое представление о том, какой деревня была 19 лет назад.
«... Наконец мы причалили к небольшой пристани в Пустыньке и народ из лодки разошелся. На пристани сидели какие-то женщины, мы было собирались подойти к ним, но в их лицах и взглядах было что-то неуловимо странное, и нам вспомнились рассказы шофера Володи о том, что в Пустыньке размещается сумасшедший дом. Мы поспешили отойти от берега. Пустынька оказалась довольно большой деревней на берегу Онеги, где река делает крутой поворот, со всех сторон был лес и только небольшие участки поля по склонам холмов были, вероятно, с трудом отвоеваны у леса в незапамятные времена.
Позади церкви мы заметили несколько отвратительных двухэтажных деревянных бараков, выкрашенных в разные цвета – тот самый дом для слабоумных. Войдя с пристани в поселок, мы сразу почувствовали «ненормальность» атмосферы. Нас поразило количество людей – их была масса, это были в основном женщины разного возраста, одетые в самое невообразимое тряпье – какие-то страшные халаты и т.п. На лицах у всех было одинаковое выражение и, когда мы проходили мимо, они оборачивались в нашу сторону, по несколько раз здоровались с нами и долго провожали взглядами. Тут мы столкнулись с непредвиденной проблемой: как среди этого количества ненормальных людей найти хоть одного нормального? Мы шли, внимательно вглядываясь в лица, пока, наконец, не заметили двух женщин, которые показались нам нормальными. Мы спросили их, как пройти к порогам, на которые нам хотелось посмотреть. Одна из них, лет тридцати, вызвалась нас проводить. Ее звали Лена, она сказала, что работает здесь то медсестрой, то прачкой, то в столовой. За разговорами мы незаметно поднялись на вершину холма, и с высоты открылась Онега, ее крутой поворот и весь поселок, утопающий среди леса. Отсюда не было видно страшных бараков, и над всем пейзажем господствовала церковь, стоящая как раз на изгибе реки, вся залитая солнцем. Величием и спокойствием веяло от этой картины.
... ... ...
Лена показала нам дорогу к порогам и сказала, что дальше не пойдет. Мы были этому рады, так как что-то в ее поведении и манере говорить стало казаться нам странным. Как потом выяснилось, она была пациенткой сумасшедшего дома (многие из них были способные работать и вполне нормально общаться). Мы не решились идти по дороге, показанной ею и уходившей в лес, и пошли по берегу реки, рассудив, что таким образом не пропустим знаменитые пороги.
… … …
Мы вернулись в Пустыньку и пошли на пристань ждать обещанного продуктового катера. Просидев там три часа до девяти вечера, мы поняли, что никакого катера сегодня не будет. Встал вопрос о ночевке. Мы не знали тогда, что несколько в стороне от пристани, выше по течению, существует поселок «нормальных людей», и пошли искать приюта в те самые бараки. С трудом найдя медсестру, мы выяснили, что у них есть «комната для приезжих», и нам дали ключ. К нашему ужасу это оказалась пустая палата в одном из бараков, в центре которого шел длинный коридор с дверями по сторонам. На каждой двери были таблички с именами, и только на одной – нашей – таблички не было. Нам стало неуютно, но выхода не было. В комнате мы нашли четыре кровати, застеленные не очень свежим постельным бельем. Пахло средством от клопов. Хотелось есть, но у нас с собой ничего не было, кроме старых горьких сухарей из Масельги, а идти в магазин было уже поздно. Мы достали сухари, принесли воды из колодца, и сели ужинать. Тут к нам в комнату кто-то постучал. Это оказалась та самая молодая женщина, Лена, которая провожала нас до порогов. Мы не были рады этому визиту, но не прогонять же ее! Увидев наши сухари, она сказала, что в больнице есть столовая (где работают сами же пациенты), и что там можно поужинать, но мы не могли представить себе, что будем есть в столовой, где готовят сумасшедшие, и отказались. Лена просидела у нас до позднего вечера, жаловалась на то, как тяжело здесь жить, особенно зимой, какие ужасные условия, как много приходится работать, как плохо относятся к больным медсестры. Она говорила, что закончила медицинский техникум, что где-то у нее есть братья, и что (это, я думаю, не совсем правда) какая-то девушка из ее техникума получила распределение в Пустыньку, но Лена поменялась с ней и приехала сюда сама. Что от стирки со всякими дезинфицирующими средствами у нее все руки в язвах, а резиновых перчаток не дают, что несколько раз в больнице были эпидемии желтухи и чумы. Она сказала, что у нее эпилепсия, но кроме этого еще какая-то тяжелая болезнь, что ей делали операцию и теперь ей снова нужно показаться врачу, но ее не отпускают, но, в общем, живут они ничего, с ней в комнате - еще три женщины, все веселые, и иногда по вечерам они устраивают бои подушками. Потом, наконец, она ушла и мы заснули.
Утром мы умылись в реке (мыться в умывальнике для больных мы не решились) и пошли выяснять, когда будет катер. Про катер никто ничего не знал, но один из местных жителей сказал, что поедет в Наволок, но может взять с собой только одного человека, так как вверх по течению плыть труднее. Мы стали думать, что же делать. Оля по нашим расчетам уже должна была уехать в Ленинград, раз мы не вернулись вчера вечером, и нам все больше казалась разумной идея дождаться сплавного катера (до субботы оставалось уже только два дня) и плыть на нем до Ярнемы. Тогда мы решили, что Света поедет за вещами, которые остались в Наволоке, а мы с Аней будем ждать ее в Пустыньке. Света уехала, а мы с Аней, вспомнив, что ничего не ели со вчерашнего дня, кроме черных сухарей, пошли искать местный магазин, который – увы! – оказался закрыт на большой замок. Промучившись от голода еще какое-то время, мы не выдержали и пошли в ту самую больничную столовую. Не могу сказать, что ели мы с удовольствием, но, в общем, еда была ничего и, как все здесь, бесплатно. Делать было решительно нечего, и мы отыскали ту молоденькую медсестру, которая вчера дала нам ключи, чтобы поболтать с ней. Выяснили, что ее направили сюда по распределению и, как только она отработает три года, обязательно уедет. Пока мы говорили, к ней периодически заходили больные за лекарствами. Медсестра давала им лекарства, они брали их и шли к дверям, но в дверях все почему-то останавливались, оборачивались и долго, в упор, смотрели на медсестру. Ей приходилось несколько раз повторять: «Иди!», и только тогда они уходили. Девушка рассказала, что все трудоспособные больные работают в больнице, что они сами обеспечивают себя картошкой, овощами, сеном и т.п. Мы, действительно, видели, как в поле кто-то пахал землю плугом (!), который тащила лошадь. За работу получают 15-20 руб. в месяц, а едой, одеждой и т.п. их полностью обеспечивают.
Вечером мы решили пойти в кино (да, там был и кинотеатр, где показывали фильмы в черно-белом варианте), шла «Зимняя вишня». В кино мы опоздали и вошли в зал, когда свет уже погас. В кромешной темноте с непривычки ничего не было видно, только со всех сторон слышалось чье-то дыхание. Чувствовалось, что зал полный. Мы с Аней стояли в проходе, держась друг за друга, не зная, в какую сторону податься чтобы не сесть, ни дай Бог, рядом с ненормальными, как вдруг кто-то схватил меня за руку. Я громко вскрикнула от ужаса, но это оказалась опять Лена, заметившая нас в темноте. Мы сели рядом с ней. Больные воспринимали кино, как дети, смеялись, когда кто-нибудь целовался.
Света в этот вечер так и не вернулась.
День тринадцатый, 12 июля, пятница
Мы проснулись с тайной надеждой, что Света уже приехала, но ее не было. Настроение было паршивое. Перспектива провести в Пустыньке еще один день казалась мало привлекательной, всеобщее сумасшествие вокруг действовало подавляюще. С горя мы пошли на почту позвонить домой в Ленинград. Там никого не было, кроме совсем молоденькой девочки, которая приехала с нами на одном катере. Оказалось, что она только что закончила техникум и тоже приехала сюда по распределению. Она чуть не плакала, увидев, в какое место попала, жаловалась, что ее оставили на почте совсем одну, а она ничего не знает и спросить не у кого. Правда, ей обещали, что через месяц ее кто-нибудь сменит. С трудом дозвонившись до Ленинграда (девочка действительно не знала, что нужно делать), мы предложили ей вместе пообедать и опять пошли в больничную столовую, так как магазин все еще был закрыт. Когда мы допивали компот, в столовую вдруг с шумом ворвалась Света и крикнула нам, чтобы мы скорей бежали собирать вещи – нас ждет катер. Как назло, вещи оказались раскиданы по всей комнате, постели не убраны, мы как попало покидали все в рюкзаки, выскочили на улицу и отдали ключ Лене, которая в этот раз подвернулась очень вовремя. Мы прыгнули в катер, и вот уже от Пустыньки нас отделяет широкая полоса воды. Боже, как мы были счастливы – мы еще не знали тогда, что наши мытарства на этом не закончились, а можно сказать, только начинаются.» |
|